Родзянко.
Рузский понял, что царя уже свергли и возврата нет. Он сейчас же сообщил о своем разговоре с Родзянко всем генералам, командующим фронтами.
Днем Рузский опять пришел в вагон к царю.
Он стал уговаривать царя отречься.
Царь все еще не хотел уступить, он надеялся еще на войска на фронтах. Но в три часа царю принесли телеграммы от шести генералов, командующих фронтами, и адмиралов, командующих флотами. И в каждой было написано: царь должен отречься от престола.
Тогда царь уступил.
— Вас просит Родзянко для переговоров.
Члены Исполкома Совета пошли в комнату, где собрался уже Временный комитет Думы. Они вежливо поздоровались друг с другом: представители Совета и представители Думы.
Комната была не убрана, всюду валялись объедки бутербродов, пустые бутылки, окурки. Родзянко сидел, развалившись, в кресле и пил стаканами содовую воду. Милюков разбирал, наклонившись над столом, бумаги и телеграммы. Другие члены Комитета сидели совсем усталые или шагали из угла в угол.
— Мы составили новое правительство, — сказал Милюков, отрываясь от работы, — будет ли Совет его поддерживать?
— Освободите всех наших товарищей, посаженных при царе в тюрьму и высланных в Сибирь; обещайте не мешать нам говорить и писать и собираться, когда нам будет нужно; замените полицию милицией; обещайте не выводить революционных полков из Петрограда — тогда Совет будет поддерживать ваше правительство.
— Мы обещаем все это, — сказал Милюков. — Но вы за то поддерживайте нас и постарайтесь, чтобы солдаты стали опять слушаться офицеров Нынешний царь, конечно, отречется, престол перейдет к его сыну, Алексею, а так как он еще мал, за него будет править брат царя Михаил.
— Мы боролись, за республику, а не за Михаила, — сказали представители Совета.
— Нe все ли равно? — сказал Милюков, — Алексей — больной ребенок, а Михаил — совсем глупый человек. Чего их бояться?
— Нет, — повторили представители Совета; — мы не хотим никакого царя. — Ни больного ни глупого.
— Хорошо, не будем спорить, — сказал Милюков.
И Милюков вместе с представителями Совета принялся писать воззвание к народу о том, что образовалось новое правительство.
Екатерининский зал Таврического дворца был набит народом. Затаив дыхание, слушали все речь нового министра иностранных дел Милюкова.
Милюков повел речь хитро. Он начал с того, что старое правительство свергнуто и к нему нет возврата.
Восторженные крики заглушили его речь.
«Теперь время, — решил Милюков, — объявить о новом царе. На радостях не разберутся и примут царя. Надо попробовать».
И он заявил, что новым царем будет сын Николая, Алексей, а пока он не вырастет, за него будет править брат царя, Михаил.
— Да это все прежняя царская семья! — закричали в толпе.
Милюков понял, что его замысел не удался.
— Я совсем охрип, мне трудно говорить дальше, — сказал Милюков и вышел из зала.
— Был один царь, будет другой, — отвечали рабочие. — Обвертели нас вокруг пальца.
Вечером к Милюкову прибежали перепуганные офицеры.
— Солдаты грозят перебить всех офицеров, если будет новый царь, — говорили они.
Генерал Иванов не знал, что делать. Часть его войск перешла на сторону революции. Но и остальные были не надежны. Генерал не был уверен, удастся ли ему вообще добраться до Петрограда; железнодорожники могли разобрать рельсы и не пропустить его.
Временный Комитет Думы прислал к нему из Петрограда своего представителя.
— Нечего думать итти на Петроград, — сказал представитель Думы. — Петроградский воздух делает солдат революционерами. Одна надежда на Думу, что она успокоит город. Ваш приход только испортит положение — Советы тогда захватят власть.
Генерал Иванов решил отказаться от похода на Петроград.
Но Георгиевский батальон уже был послан Ивановым вперед. Поезд с двумя тысячами георгиевцев и восемью пулеметами подошел к трем часам ночи к Луге.
А в Луге нельзя было собрать и трехсот революционных солдат для отпора. Ни пушек ни пулеметов, годных для стрельбы, не было. Революционный комитет поставил на платформу ржавую пушку и решил попробовать запугать прибывших.
Один из членов революционного комитета вошел в офицерский вагон и разбудил подполковника.
— Немедленно езжайте назад, — сказал член Комитета, — мы не пропустим дальше поезда.
— Как вы смеете мне приказывать? — закричал подполковник. — Я не изменник царю.
— Вы знаете, сколько солдат в Луге? — сказал член Комитета. — Двадцать тысяч! Наша батарея уже заняла позицию и готова начать обстрел поезда.
— А-а, — сказал подполковник, — если так, я подчиняюсь силе. Распоряжайтесь.
Члены Комитета прошли по теплушкам и стали отбирать у солдат винтовки. Георгиевцы с удовольствием расставались с ружьями и сами протягивали их.
— Кому охота в своих стрелять! — говорили они.
В это время к хвосту поезда, по приказанию Комитета, подошел паровоз. Несколько железнодорожников быстро отцепили от поезда последний вагон, где были все пулеметы и ручные гранаты. Туда вошел революционный конвой, а паровоз спокойно отвез вагон на запасный путь.
— А где же войска? — с удивлением спрашивали обезоруженные георгиевцы, оглядывая пустую платформу. — Где ваши пушки? Эта, что стоит на платформе, никуда не годится.
— Потом узнаете, — отвечали члены Комитета. — Ну, прощайте, счастливого пути!